Извести все, что дорого… мне?
А Мило?
Само мое существование несет опасность для него?
Мне лучше уйти?
Да… кажется, да…
Дзинь! Оборвалась последняя ниточка, что привязывала меня к этому миру.
Я обернулась.
В королевском кабинете царила разруха — под стать моей душе. Разлетелся в щепки стол, и стекла в окнах осыпались прозрачными осколками, изорвались ковры…
Единственное, что оставалось нетронутым в зале — это картины. И та, что изображала моего покровителя — Безумного Шута…
И Пустая карта…
Чернота, рассеченная молнией. Дверь… и бесконечная дорога за нею. Подарок Тарло…
Я улыбнулась. Горло свело, как судорогой.
Прости меня, Мило. Боюсь, нам не по пути… Хотела бы я вернуть время назад, чтобы изменить все — да уже поздно.
Музыка бесконечных странствий уже звучит в моей крови, и я не могу противиться ей.
Я уйду — так будет лучше для всех. Кирим не посмеет нарушить клятву… бесполезную для него. Ты — отгорюешь и забудешь обо мне.
И, может быть — я так надеюсь на это! — когда-нибудь простишь свою глупую наставницу.
— Принимаю, — голос мой зазвенел серебряным колокольчиком. Только не поддаться соблазну, не посмотреть на Мило… иначе я просто не смогу — стоит лишь увидеть его темные глаза, шелк его волос, вспомнить вкус губ… — Забирай ключ, что висит у меня на цепочке… Но поклянись прежде, что не причинишь Мило вреда — ни прямо, ни косвенно… И забудешь о нем, как только получишь ключ. Зачем тебе он, к слову?
— Клянусь, — веско произнес Кирим. — А ключ… он вернет мне свободу! Я открою дверь в небытие — и выпущу Шайю на волю… и получу обратно свое имя. И жизнь. Я устал быть Незнакомцем! Я хочу стать… просто… живым… свободным…
Каждое следующее слово звучало все тише и глуше. Я грустно улыбалась — как знакомо мне это было! Да только не в карте дело.
Никакой ключ не может даровать свободу — уж мне ли не знать.
Она или течет в крови — или манит обещанием в небесах. Иного не дано.
Мы сами творцы своей свободы.
Жаль, что я поняла это так поздно.
Медленно сняла я цепочку. Взвесила в последний раз в руке тяжелый, резной, золотой ключ.
Раскачала — и кинула:
— Лови, Кирим. Сделка свершилась.
Он легко ухватил ключ в воздухе — и небрежно чиркнул лезвием, рассекая стягивавшие Мило веревки. Авантюрин стряхнул с себя обрывки, как хлам — и неловко, заплетаясь на затекших ногах, шагнул ко мне.
Драгоценный, родной, светлый, добрый, любящий… Мой Мило…
Но я лишь грустно покачала головой — и отступила…
Назад, к Пустой карте.
Мир виделся мне смутно, как через тонкий мокрый шелк. И так же запоздало доходили до сердца болезненные уколы тоски.
— Неужели я… победил? — неверяще прошептал Кирим, оглаживая пальцами холодный металл. — Неужели…все не зря?
Я рассмеялась. И что-то было в этом смехе, что заставило Мило остановиться, а Кирима — поднять голову.
Ладонь моя уже лежала на прохладном полотне картины. Одно движение — и пальцы сомкнутся на нарисованной ручке… что дальше?
Почему по щекам моим текут горячие, соленые слезы?
Только не смотреть на Мило. Не смотреть. Я перетерплю — ради нас обоих.
— Ключ в твоих руках не отомкнет ни одной двери… Разве что старый комод в поместье Опал, — медленно проговорила я. — Это — просто символ. Старый дар Холо, моего наставника… А Ключ от всех дверей — это я сама, Лале Опал… И нет в этом мире того, кто стал бы моим Хранителем. Прощай, Кирим, — улыбнулась я сквозь слезы. Отчего-то мне было очень легко, почти до боли. — Желаю тебе отыскать свою собственную свободу. Прощай и ты, Мило… и прости меня. Пожалуйста… Прости…
— Лале! — крикнул Мило, кидаясь ко мне. — Лале, нет!
Но я уже повернула ручку — и шагнула в картину.
Слезы ослепили меня. Грудь стиснуло. В изнеможении я опустилась на холодные каменные плиты. В обе стороны тянулся длинный, темный коридор со множеством дверей — но мне не хотелось открывать ни одну из них.
Я ушла… и потому не видела больше ничего.
Я не видела, как захохотал безумно, выронив бесполезный ключ, Кирим. Он запрокинул голову, запустил пальцы в волосы — а из кармана посыпались на пол серебряным дождем маленькие колокольчики.
Я не видела, как захлебываясь криком, задыхаясь от ярости и боли колотил Мило кулаками в картину, как бессильно сполз он по стене, не сдерживая стона.
И того, как соткался из воздуха статный черноволосый мужчина с желтой лентою в косе, я тоже не видела.
Он оглядел зал, усмехнулся… и покачал головой:
— Ты снова все неправильно поняла, моя девочка. Маленькая Лале… нежная, хрупкая. Куда тебе одной…
Я не видела, как он подошел к Мило и наклонился к нему, прошептав что-то… и как Мило с надеждою посмотрел на него… и вновь шагнул к картине — уверенно и спокойно, хотя слезы еще не успели высохнуть на его щеках.
… я не видела и не слышала ничего. И потому чуть не поседела от испуга, когда кто-то опустился рядом со мною на плиты — и заключил меня в крепкие, горячие объятия, шепча:
— Хотели сбежать от меня, госпожа? Я не отпущу. Никогда.
— Мило… — простонала я сквозь слезы и повернулась, пряча лицо на таком знакомом, таком сильном плече. — Как ты нашел меня? Как сумел последовать за мною?
— Холо помог, — усмехнулся бывший ученик и запрокинул мое лицо, заставляя смотреть себе в глаза. Темный коридор словно озарился солнечными лучами. — Он сказал мне, что не хорошо отпускать такую красивую леди одну… а еще — что любому Ключу нужен Хранитель. И что мне он, Холо, вполне может доверить даже собственную дочь. Лале, — посерьезнел он, и в каре-фиолетовой бездне зажглись жадные золотые искры. — Я знаю, что вы не любите пышных признаний, но все же… Я люблю вас. Нет, не так — я люблю тебя. Ты — мой свет и моя тьма, моя боль и отрада, единственная радость моего сердца. Ты — единственное солнце, в которое я верю, и единственная ночь, пред которой я склоняюсь… Лале, любимая… Какие бы бедствия не сотрясали бытие, я всегда буду рядом с тобою. Как бы ты ни бежала от меня, сколько бы не ошибалась и не совершала глупостей — я всегда останусь с тобою. Я осушу твои слезы, я укрою тебя в своих объятиях. В любом мире, под небесами и в небесах — я буду с тобою рядом. Всегда. Вечно. И никакие двери на свете не смогут нас разлучить. Ведь я люблю тебя, Лале.