Ключ от всех дверей - Страница 117


К оглавлению

117

Где были мои глаза, когда я почти двадцать лет смотрела на него — и видела лишь бывшего воришку, еще вчера спасенного мною из вороньей клетки?

— Вы плакали, госпожа? — Авантюрин ласково провел по моим волосам. — Почему?

Я вздрогнула.

— Холо приходил.

Даже для меня в этой короткой фразе боли и сладкой тоски было многовато.

— Ваш наставник? — осторожно спросил Мило. — Вы… поговорили?

«Ты оставишь его. Бедная, бедная девочка…»

Мои пальцы впились в спину мальчишке с такой силой, что не будь на нем рубашки, то наверняка ногти расцарапали бы медовую кожу до крови. Я думала, что Авантюрин отшатнется, зашипит — но он лишь вздрогнул… и обнял меня еще крепче. Почти до боли.

И это дало мне силу прошептать побелевшими губами:

— О, да, поговорили… Но на сей раз я предпочла бы, чтобы он промолчал.

Мило ответил не сразу. Но когда он заговорил, его слова были наполнены тягучей, холодной яростью — той, что почти целиком идет от рассудка, и совсем немного — от чувств.

— Знаете, а я бы с удовольствием поколотил его, вашего наставника. Хорошенько так, до черных синяков.

От неожиданности я даже перестала трястись, словно в лихорадке.

— За что?

Сухие, холодные пальцы коснулись моих век, снимая соленую росу.

— За то, что играл с вашей жизнью. За то, что бросил вас, наигравшись. За то, что свел вас с ума…

Мои губы тронула улыбка. Да, когда-то я бы тоже все отдала, чтобы начистить своему наставнику его тоскливую физиономию, но теперь… Мне многое пришлось пережить, и в полотне судьбы темных нитей было гораздо больше, чем цветных, но эти короткие мгновения счастья стоили и помешательства, и целого моря пролитых слез.

Если бы Холо взял меня с собою, я никогда не услышала бы чудесных песен Суэло Аметиста, этого воплощения всех пороков с невинным и соблазнительным взглядом. Не увидела бы картин Тарло, что в одно мгновение переворачивают мир. Не впустила бы в свою душу Безумного шута, не спасла бы глупую девчонку Шалавису… и не встретила бы своего единственного, такого любимого ученика.

— Госпожа… А вы испытываете чувства к Холо… лишь как к наставнику?

Ревность в голосе Мило звучала просто чудесно.

— Как сказать, дорогой мой…

— Скажите прямо, — я услышала, как он скрипнул зубами. И рассмеялась — нервно, почти истерически.

Рыжая кошка с хитрым взглядом, что живет в каждой женщине, требовала запустить коготки поглубже в сердце мальчишке — как любим мы мучить других, когда сами страдаем от боли! Но слишком велика была благодарность к Мило, чтобы вот так издеваться над ним.

— Нет, мой светлый. Холо — отец, наставник и друг… А любила я другого. Лило… Встреча с ним была подобна встрече с пламенем на заледеневшей равнине.

Я замолчала, давая Мило возможность заполнить тишину словами. Внутри рождалось странное чувство. Казалось, еще немного — и воспоминания выплеснутся из меня, как закипевший металл.

— Тебе, наверное, интересно, каким он был — Лило-из-Грёз? Тот, кого я любила больше жизни?

И снова ответом мне было молчание, пронизанное таким напряженным вниманием, что держать слова в себе стало невозможно.

— Что же, я расскажу. Слушай.


Ночь. Одиночество. Гулкая стынь.
В воздухе — пепел, туман и полынь.
Синюю бездну — шелковый лед,
Росчерком острым звезда рассечет.


Взгляд — очарован. Вздох… Или крик?
Как неуклюж человечий язык!
Как описать ослепительный миг —
Тлеет звезда на ладонях моих?


Окоченевшего сердца надлом,
Словно росток, оживает в чужом
Ярком, волшебном, уютном тепле.
Снова — огонь на остывшей золе.


Это мгновение — счастья глоток.
Дальше — лишь жажда и горький урок:
Вспышка угаснет — станет горчей
Синяя бездна полынных ночей.


Я застываю… сердце в груди
Бьется, твердит мне: надейся и жди.
Если когда-то сломан был лед —
Солнце дорогу к небу найдет.

Я повстречала его на третий день пребывания во дворце. Помню, что возвращалась тогда, словно мертвая, в свою комнату — все еще пустую, неуютную, будто бы и нежилую. В горле стоял противный комок. Представление раскладу и принятие карты — не самая приятная процедура. Тебя словно выворачивает наизнанку, раздирает на части… а в душе поселяется кто-то чужой, толкающий на странные поступки. И до того мой разум нельзя было назвать ясным, а теперь я совсем потерялась в тоскливом, рвущем душу желании ощутить рядом простое человеческое тепло.

Когда из дворца пришло письмо, в котором меня жаловали титулом шута, когда во время личного разговора вдовствующая королева Ширле Сон-без-Сноведений сообщила, что я удостоилась чести стать картой… О, на мгновение в сердце зародилась надежда, что все изменится. «Уж теперь-то рядом со мною будут люди, которые смогут понять и принять Хранительницу», — тешила я себя наивными рассуждениями. Лишь позже пришло понимание, что ничего не изменилось. Карты слишком увлечены собою и делами расклада, чтобы тратить время на такие глупости, как дружба или любовь. Только немногие находят свое счастье — в супружестве или в приятельских отношениях.

Впрочем, это неважно.

Итак, шел третий день моего пребывания во дворце. Я, мертвая, вымерзшая изнутри, плелась по бесконечному коридору, улыбаясь безумно и бездумно. Двери передо мною открывались куда угодно, но не в покои королевского шута, которые должны были стать моим домом. Люди, чью спокойную, размеренную, лживую жизнь я нарушала своим внезапным вторжением, сначала пугались, а потом — как будто сговорившись — надевали маску холодного высокомерия.

117